Официантки Часть 1

Официантки. Часть 1

Слышишь ли ты волнорогой девицы речь?

Эсхил, «Прометей прикованный»

Cочинение на тему «Как я провёл лето»

«Короче, в одном городке жил таковой мальчуган. Его предки работали за границей, в Марокко, в посольстве, а он жил с бабушкой. Позже начались летние каникулы, и бабка выслала его в Крым, в лагерь, а сама стала пропивать те средства, что ей его предки слали из Марокко.

А мальчуган в Крыму пошёл таковой на дискотеку с друганами, ну, взяли они коктейлей, девчонок угостили там шоколадками. Позже он пошёл в туалет поссать, ворачивается, а их нет.

У их смена завершилась, и они уехали из лагеря. А в баре ему официант гласит: «Нужно платить.» А у него средств нет. Ну, официант гласит: «Хорошо, через три денька занесёшь.»

Он таковой позвонил собственной бабке, чтоб она ему прислала, а она уже всё пропила.

Короче, денек проходит, он ей звонит, 2-ой, всё никчемно. Так три денька прошло.

На четвёртый днем все строятся на линейку, а парня нет.

Объявили поиски, прочесали всё вокруг с восточноевропейскими овчарками, произвели осмотр море на вертолёте с турбовинтовым наддувом, никого не отыскали.

Его предки сходу прилетели из Марокко, мама плачет, отец нанял личного детектива. Длительно расследовали, уже лето кончилось, снег пошёл.

Короче, в четвёртой четверти детектив напал на след. Оказалось, что парня похитили за долг и отвезли в глухое селение, чтоб он отрабатывал в чайхане.

Его, короче, переодели там в бабское платьице, и он работал официанткой.

Днём он пищу разносит, ну, там, омары, окрошку, тортики ореховые, пахлаву-пастилу, а ночкой его заставляли хуй мужчинам сосать.

Мужчины посетовали директору, что он плохо сосёт.

Тогда директор отдал приказ делать ему гормональные уколы, от которых сиськи вырастают.

Короче, через полгода у него уже сиськи были четвёртого размера, причёска длинноватая стала, и глас девчачий стал.

Долг он уже издавна отработал, на чаевые стал брать для себя платьица, лифчики, колготки, помаду там с пудрой.

Здесь врывается детектив с тревожной группой. Всех перестреляли из короткоствольных автоматов Калашникова, заходят в подвал, а там посиживает девчонка с бантами, рыдает, тушь потекла.

Ну хули, предки дали его в другую школу, но уже как девченку.

Всё ей приобретают сейчас, допоздна разрешают гулять. Она и рада.

А бабку выселили в дом престарелых в загородном лесу.»

Я до сего времени помню ужас и трепет, охватившие меня той далёкой ночкой в палате для мальчишек в летнем лагере, когда в тихой мгле после отбоя говорят всякие милетские рассказы, и когда очередной рассказчик поведал эту историю.

Он как будто включил свет, раздвинул кровати вокруг моей, стянул с меня одеяло, стянул с меня трусы и майку и начал показывать мальчишкам приёмы из дзюдо, грубо хватая меня и заставляя представать перед ними в самых страшных позах.

Ещё и на данный момент мне требуется поглубже вдохнуть и расправить плечи, если я вспоминаю своё далёкое отрочество, хотя я уже издавна не мальчишка.

Став женщиной, миновав молодость, я имела полное право жить истинной жизнью и не мучиться от мемуаров; я всё же отважилась записать действия, в каких мне довелось участвовать.

Это не судейские записи, не месть и не эйха.

Я должна предварить, фактически, что у меня есть одна особенность. Я довольно-таки мечтательная особа, и многих раздражает моё неучастие в общем пикнике, когда я ем пироги из корзины, не нахваливая и никого не хваля за их.

Но это случается не оттого, что я высокомерная и богатая, нет. Я умеренная и полностью бедная; даже собираю с подола упавшие крошки.

Признаюсь, я живу не только лишь реальным, да и прошедшим. Не вижу меж ними никакой пропасти, никакого Памира. Когда я откусываю кусок реального, его вкус припоминает мне нечто отведанное ранее; так происходит очень нередко.

Запах сирени либо яблони (не говоря уже о шиповнике) дурманит меня запахами еще большей выдержки, чем сады современности.

Ничто на милой улице не может препятствовать мне созидать эту улицу таковой, какая она была при собственной закладке, когда она нежила собственной рафинированной пылью мои босоногие пятки.

Одним словом, с Бояном я не спорю и так же прилежно пускаю 10 моих наманикюренно-червлёных соколов на стаю кириллических лебедей, на все 30 три.

Вот что такое мои записки!

Вот почему я затрепетала в тёмной тиши, когда очередь говорить ужасное дошла до Саши.

Естественно, он не ожидал собственной очереди, он перебил кого-либо в мгле и стал говорить. Я не знаю, как это разъяснить, но у меня было чувство, как будто он обращался ко мне.

Это было и сладко, и тревожно: внимание со стороны такового храбреца и хулигана всегда приятно; но ведь эту речь слышали другие!

Я побагровела и страшилась пошевельнуться, чтоб ненароком не выдать себя окружающим кроватям.

Саша однообразным голосом гласил, я багровела.

Он всегда был груб со мной, при всем этом я была уверена, что я ему увлекательна, но он вроде бы гасил собственный энтузиазм. Я-то была к нему всегда приклонна, а он, подходя ко мне и заговаривая со мной, начинал будто бы откровенно и тепло, но всегда обрывал себя или презрительным ругательством, или рукоприкладством, отчего я рыдала, что вызывало его ещё большее презрение.

Не могу осознать, почему, все же, меня так тянуло к нему.

Что ещё я вспоминаю? Я не понимала и половины тех вещей, которые Саша перечислял в своём повествовании.

Положим, о Марокко у меня имелись зания из книжек, прочитанных в родительской библиотеке. Но что касается коктейлей, средств для официанта и долгов, я была совершенная дурочка. Не дурочка, вобщем; лучше сказать, я была тем, что именуется «голубий чулок» : книжная домашняя робкая девченка. Чулок я не носила тогда, меня одевали, как обычно одевают мальчишек, мальчуганом я себя и считала.

Когда Саша смешал омаров с окрошкой, я опешила, как другие могут слушать такую дичь: не то, что они его страшились, хотя страшились, естественно, но они будто бы делили с ним какие-то правила поведения для мальчишек, и эти правила подразумевали вот такое терпеливое выслушивание всякой чуши друг от друга.

Я эти правила не много того, что нарушала, я их не использовала к для себя. Фактически, мне и не требовалось платьице с передником, чтоб отличаться от мальчишек. Я от их и так отличалась; они меня отличали синяками как некоторую Мата Хари, которая переоделась в пафосную военную форму и пролезла в их дурной штаб с их липовыми пистолетами и забавными условностями.

Но когда я услышала про сосание хуя, я оторопела. Я знала, что мальчишки обожают именовать вещи своими именами, но у меня не укладывалось в голове, что Саша вроде бы при всех заставлял меня сосать этот самый хуй.

Меня изумило, что, невзирая на ошеломляющую грубость такового описания, я вроде бы понимала сущность описываемого.

Про официанта не сообразила, а про хуй, что его нужно сосать, — сообразила.

Вот какие мучения я испытывала той далёкой летней ночкой, замерев на кровати, не дыша, изо всех сил желая пописать, но опасаясь встать и выйти в туалет.

В лагерь меня забросили предки. Мне там внезапно понравилось. На замену уединению и книжным фантазиям на сцену были выдвинуты ослепительно-яркие декорации.

Ежеминутно я представала очам сотен и сотен голоногих зрителей в белоснежных панамках и с красноватыми галстуками, и сама, принужденная обнажить ноги, надеть панаму и завязать для себя галстук, рассматривала их исподтишка. Я слышала рассказы, естественно, про лагерные ритуалы, и задумывалась, что знаю о их всё. Тем приятней было признать свою ошибку, когда в один из первых вечеров нас собрали у ароматного пионерского костра, и юноши и девицы из старших отрядов внезапно проявили нам пьесу о Прометее.

Прометей даже по лагерным меркам смотрелся очень оголённым; туника чуть закрывала ему бёдра. Пока его вели приковывать к стеле с задрапированными коммунистическими девизами, я рассматривала его худощавую поджарую фигуру.

Я как-то неприметно разгорячилась; может быть, что от костра.

Ночной бриз шевелил золотые кольца его картонных цепей. Увлёкшись чтением собственной роли, он прислонился к стеле; туника сползла с его плеча. Его соски встали, повинуясь вечерней свежести.

Я была поражена простотой воплощения книжных мыслях. Одно дело читать книжку в келье, и совершенно другое — глядеть и слушать ту же книжку в амфитеатре, образованном несколькими буграми с мемориалом в центре.

И ещё я соболезновала Прометею: сама бы я ни за какие коврижки не стала перед публикой. Идея о том, что он подвергается всеобщему вниманию не по собственной воле, потряхивала меня.

Бедной Ио я почему-либо не соболезновала.

Создатель рассказа: Сара Белински

У нас также ищут:

фистинг пролапс, Студент умело оттрахал бывшую училку в кабинете, парни фистинг, фильмы инцест мама беременна, фистинг огромным дилдо i, порно фотографий инцест, миньет с финалами, онлайн порно русское инцест hd 720, я и моя сестра порно инцест рассказы, трахнули на камеру смотреть онлайн, Соблазнительная баба трахнула друга сына на диване, меня и жену трахнули эро рассказы, пальцами трахнул киску онлайн, толпой выебали спящую, инцест русский маму в попу, мама дала себя трахнуть, мама сыну дала себя выебать, трахнул сразу всех, сквирт зрелой лесби на молодую, задрал юбку и выебал смотреть, инцеста секреты мамы и сына, порно мачеху ебут смотреть, мамка дала сыну инцест, впятером ебут одну, жесткий порно фистинг смотреть онлайн, с мамкой в бане инцест